На неокатехуменальному німецькомовному форумі (на жаль, україномовного
ще немає), мене попросили, щоб я пояснив їм, що таке греко-католицька
церква. Треба сказати, що в римо-католиків немає поняття "національна
церква". Немає німецької чи польської римо-католицької церкви. Як
правило в їхніх церквах богослужіння відбуваються різними мовами в
різний час по графіку. Іноді той самий священик, який володіє різними
мовами. Але як виняток деколи саме належність до РКЦ допомагає нації
самоідентифікуватися, як це є, наприклад, з ірландцями. Водночас
англійці, навпаки, стверджують свою "англійськість" в протестантській
(англіканській) церкві.
Національною німецькою церквою є лютеранська. Лютер вперше переклав Бібілію на німецьку мову. Взагалі за конфесійною ознакою Німеччина ділиться навпіл. А ось носіями національних цінностей є саме лютерани, а не римо-католики.
Пригадую якось ще в минулому столітті я розмовляв з лютеранським пастором у Львові. Він обурювався: ти тільки подумай, ці німці-римокатолики, вони навіть вдома розмовляють польською мовою. Я був в цьому львівському лютеранському храмі. Він тоді знаходився біля пам'ятника Грушевського. Але богослуження і проповідь слухав...російською мовою. Лише символ віри (Glaubensbekentniss) вони виголошували німецькою.
Форумчанам-неокатехуменам я пробував пояснити, що таке ГКЦ, використовуючи міркування і доводи російського релігійного філософа Володимира Соловйова. Його дід був православним священиком, самого його в часи пошуку істини спокушав атеїзм, пізніше він прийшов до єдиновірності ідеї Унії, хотів одночасно належати до РПЦ і РКЦ, але офіційно до РКЦ не перейшов. Втіленням ідеї Соловйова займався Леонид Фёдоров, якого митрополит Шептицький призначив екзархом російських католиків східного обряду.
Нижче подаю цитату із найуспішнішого твору Володимира Соловйова РОССИЯ И ВСЕЛЕНСКАЯ ЦЕРКОВЬ.
Юрий Самарин писал в частном письме по поводу ватиканского собора: "Папский абсолютизм не убил жизненности католического клира, – над этим следует призадуматься, ибо в один прекрасный день у нас провозгласят непогрешимость царя, или иначе сказать обер-прокурора Святейшего Синода, так как царь будет тут не при чем... Найдется ли у нас в тот день хотя бы один епископ, монах или священник, который решился бы протестовать! Сомневаюсь. Если кто и заявит протест, то это будет мирянин, ваш покорнейший слуга и Иван Сергеевич (Аксаков), если только мы будем тогда в живых. Что же касается до нашего несчастного духовенства, которое вы находите более несчастным, чем виноватым (и в этом вы, быть может, правы), то оно будет молчать".
Я счастлив, что могу привести эти слова, ибо немного знаю пророчеств такого рода, которые сбылись бы с большей точностью. Провозглашение цезаропапистского абсолютизма в России, глубокое молчание и полная покорность духовенства, наконец, единичный протест мирянина – все сбылось именно так, как предвидел Самарин.
В 1885 году, официальный документ, исходивший от русского правительства, объявил, что Восточная Церковь отреклась от своей власти и передала ее в руки царя. Это заявление было замечено только немногими. Самарин уже много лет как умер. Аксакову оставалось жить только несколько месяцев; тем не менее он напечатал в своем журнале ("Русь") протест писателя мирянина, не принадлежавшего, впрочем, к группе славянофилов. Этот единичный протест последовал без благословения кого-либо из представителей Церкви, не удостоился поддержки с их стороны и своим одиночеством еще более подчеркнул плачевное положение религии в России. Впрочем, цезаропапистский манифест петербургских бюрократов был лишь формальным признанием уже совершившегося факта. Нельзя отрицать, что Восточная Церковь действительно отреклась от своей власти в пользу власти светской; спрашивается только, имела ли она право это сделать и может ли она после этого считаться представительницей Того, кому дана всякая власть на небе и на земле. Сколько ни терзайте евангельские тексты, относящиеся к тем вечным правам, которые Иисус Христос завещал своей Церкви, в них все равно не найдете права передачи этих полномочий в руки светской власти. Власть, заявляющая притязание заместить Церковь в земном ее призвании, должна была бы по крайней мере, получить одинаковые с ней обетования прочности.
Мы не думаем, чтобы наши иерархи отказались добровольно и по зрелом размышлении от своих церковных прав. Но если Восточная Церковь потеряла, в силу известных событий, то, что принадлежало ей в силу божественного права, то очевидно, что врата адовы одолели ее и что, следовательно, она не есть незыблемая Церковь, основанная Христом.
Мы не желаем также делать светское правительство ответственным за ненормальное положение Церкви в Государстве. Это последнее было право, когда отстаивало свою независимость и свое главенство против духовной власти, представлявшей лишь частную и национальную Церковь, разобщенную с великой христианской общиной. Когда утверждают, что Государство должно подчиниться Церкви, то при этом всегда имеют в виду Церковь, установленную Богом, единую, нераздельную и вселенскую.
Управление какой-либо отдельной национальной Церкви есть лишь историческое и чисто человеческое учреждение. Тогда как глава Государства есть законный представитель нации, как таковой, и духовенство которое хочет быть национальным и только национальным, должно волей-неволей признавать безусловное верховенство светского правительство. Сфера национального бытия может в самой себе иметь лишь один и единственный центр, главу Государства. Епископат какой-либо отдельной частной Церкви может, по отношению к Государству, притязать на верховенство апостольской власти лишь в том случае, если он действительно связывает нацию с вселенским или международным Царством Христа. Национальная Церковь, если она не хочет покориться абсолютизму Государства, то есть перестать быть Церковью и сделаться департаментом гражданской администрации, необходимо должна иметь реальную опору вне Государства и нации; связанная с этой последней природными и историческими узами, она должна в то же время в своем качестве Церкви входить в состав более широкого социального круга, с независимым центром и вселенской организацией, при чем местная Церковь может быть лишь частным органом этой последней.
Лица, стоявшие во главе русской Церкви, не могли, в борьбе с всепоглощающим абсолютизмом Государства, опираться на свою религиозную метрополию, которая сама была не более как национальной Церковью, с давних пор порабощенной светской власти. Не религиозную свободу, а цезаропапизм унаследовали мы от Византии, где это антихристианское начало беспрепятственно развивалось с I века. Греческая иерархия, сама оттолкнув мощную опору, которую она дотоле находила в независимом центре Вселенской Церкви, оказалась лицом к лицу с произволом Государства и его самодержца. До разделения, каждый раз, как греческие императоры вторгались в область духовную и угрожали свободе Церкви, представители этой последней, – будь то святой Иоанн Златоуст, или святой Флавиан, или святой Максим Исповедник, или святой Феодор Студит, или святой патриарх Игнатий, – обращались к международному центру христианства, прибегали к посредничеству Державного Первосвятителя, и, если сами терпели поражение и становились жертвами грубой силы, то, по крайней мере, их дело, дело истины, справедливости и свободы всегда находило в Риме непоколебимую опору, обеспечивавшую за ним конечное торжество. Греческая Церковь в те времена была и сознавала себя живой частью Церкви Вселенской, – частью, тесно связанной с великим общим центром единства – апостольским престолом Петра. Эти отношения спасительной зависимости от преемника первоверховных апостолов, от первосвященника Божия, эти чисто духовные, законные и исполненные достоинства отношения были заменены мирским, незаконным и унизительным порабощением простым мирянам и неверным.
Тут дело не в исторической случайности, но в логике вещей, неизбежно отъемлющей у всякой чисто национальной Церкви ее независимость и достоинство и налагающей на нее более или менее тяжелое, но всегда позорное иго светской власти.
Во всякой стране, где Церковь сведена к национальному учреждению, светское правительство (будь то самодержавное или конституционное) пользуется безусловной полнотой всяческой власти; а церковная организация является лишь специальным министерством, зависящим от общегосударственной администрации. Национальное Государство здесь – реальное и законченное тело, живущее собой и для себя, а Церковь есть только часть или, лучше сказать, одна сторона этого общественного организма, этого политического целого и существует для себя только в абстракции.
Это рабство Церкви несовместимо с ее духовным достоинством, с ее божественным происхождением, с ее вселенским призванием. С другой стороны, рассуждение доказывает, а история подтверждает, что долговременное сосуществование двух правительств, равно независимых и державных, в пределах одной и той же земельной области, в границах одного национального Государства, безусловно невозможно. Такая диархия неизбежно приводит к антагонизму, который не может не закончиться полным торжеством светской власти, ибо она и только она действительно представляет нацию, тогда как Церковь, по самой своей природе, не есть учреждение национальное и может стать таковым, лишь потеряв действительный смысл своего существования.
Церковь должна вообще иметь власть независимую и стоящую выше власти Государства. При самых благих намерениях светский монарх не может быть действительным сыном Церкви, которой он в то же время глава и которой он правит при посредстве своих чиновников.
Церковь в России, лишенная всякой точки опоры, всякого центра единства вне национального Государства, по необходимости кончила тем, что была порабощена светской власти; а эта последняя, не видя на земле ничего выше себя, не имея возможности получить от кого бы то ни было религиозной санкции, частичной делегации власти Христа, с не меньшей необходимостью пришла к антихристианскому абсолютизму.
Если национальное Государство утверждает себя как законченное и самодовлеющее социальное тело, оно не может уже более быть живым членом вселенского тела Христова. А если оно вне этого тела, оно уже не христианское Государство и есть лишь новый вид древнего цезаризма, упраздненного христианством.
Бог вочеловечился в лице еврейского Мессии в тот самый момент, когда человек стал богом в лице римского Кесаря. Иисус Христос не нападал на Кесаря и не оспаривал его власти; но он возвестил истину о нем. Он сказал, что Кесарь не Бог и что власть Кесаря вне Царства Божия. Воздавать Кесарю той монетой, которую он чеканит, а остальное Богу, – это есть то, что теперь называют отделением Церкви от Государства, отделением необходимым, пока Кесарь язычник, и невозможным, как только он стал христианином. Христианин, будь он даже король или император, не может оставаться вне Царства Божия и противопоставлять свою власть власти Бога. Верховная заповедь "Отдайте Божие Богу" безусловно обязательна для Кесаря, если он хочет быть христианином. Он тоже должен отдавать Божие Богу, то есть, прежде всего, верховную и безусловную власть на земле; ибо, чтобы действительно понять слово о Кесаре, обращенное Господом к врагам Его, когда Он шел на страдание, надо дополнить его другим, более торжественным словом, сказанным Им по воскресении ученикам своим, представителям Его Церкви:
"Дана мне всякая власть на небе и на земле" (Матфей, XXVIII, 18). Вот текст формальный и решающий, и он не может быть добросовестно истолкован двояко. Те, кто истинно веруют слову Христа, никогда не согласятся допустить возможность Государства, отделенного от Царства Божия, мирской власти, безусловно независимой и державной. Есть только одна власть на земле, и эта власть принадлежит не Кесарю, а Иисусу Христу. Если слово, сказанное о динарии, лишило Кесаря его божественности, то это новое слово лишает его самодержавия. Если он хочет царствовать на земле, то он не может царить собственной властью, а должен стать представителем Того, кому дана всякая власть на земле. Но как может перейти к нему подобное полномочие?
Открыв человечеству Царство Божие, которое не от мира сего, Иисус Христос дал и все необходимые средства для реализации этого Царства в мире. Возвестив в своей первосвященнической молитве совершенное единство всех, как цель своего дела, Господь пожелал дать этому делу реальную и органическую основу, учредив свою видимую Церковь и дав ей, для ограждения ее единства, единого главу в лице святого Петра. Если можно найти в евангелиях указание на передачу полномочий, то только это. Никакая мирская власть не получила от Христа какой-либо санкции или какого-либо обетования. Иисус Христос основал только Церковь, и основал Он ее на монархической власти Петра: "Ты Петр, и на этом камне Я создам Церковь Мою".
Таким образом, христианское Государство должно стоять в зависимости от Церкви, основанной Христом, а сама Церковь зависит от главы, Христом ей данной. В конечном счете христианский Кесарь лишь через Петра имеет участие в царской власти Христа. Он вообще не может иметь никакой власти помимо того, кто облечен полнотой всякой власти, и не может царствовать помимо того, кому вручены ключи Царства. Чтобы быть христианским, Государство должно быть подчинено Церкви Христа; но, чтобы это подчинение не было фиктивным, Церковь Должна быть независимой от Государства, она должна иметь центр единства вне Государства и над ним, °на должна быть воистину Вселенской Церковью.
В последнее время в России начинают понимать, что чисто национальная Церковь, предоставленная своим собственным силам, неизбежно становится пассивным и бесполезным орудием Государства, и что церковная независимость может быть обеспечена только международным центром духовной власти. Но и допуская необходимость такого центра, все же желают создать таковой, не выходя за пределы восточного христианства. Это грядущее создание чего-то в роде восточного папы есть последнее антикафолическое притязание, которое нам остается рассмотреть.
УГКЦ на відміну від РКЦ є національною церквою і на відміну від лютеранської, яка теж є національною, вона належить, є членом вселенської церкви. Наша церква має унікальну долю і унікальну місію. Вона рятувала (і рятує) націю від полонізації і від русифікації і водночас виконує місію вищого порядку – покликана заохочувати православний світ до виконання слів Христа: "Щоб усі були одно".
http://narodna.pravda.com.ua/nation/4e40eba0723f3/
Національною німецькою церквою є лютеранська. Лютер вперше переклав Бібілію на німецьку мову. Взагалі за конфесійною ознакою Німеччина ділиться навпіл. А ось носіями національних цінностей є саме лютерани, а не римо-католики.
Пригадую якось ще в минулому столітті я розмовляв з лютеранським пастором у Львові. Він обурювався: ти тільки подумай, ці німці-римокатолики, вони навіть вдома розмовляють польською мовою. Я був в цьому львівському лютеранському храмі. Він тоді знаходився біля пам'ятника Грушевського. Але богослуження і проповідь слухав...російською мовою. Лише символ віри (Glaubensbekentniss) вони виголошували німецькою.
Форумчанам-неокатехуменам я пробував пояснити, що таке ГКЦ, використовуючи міркування і доводи російського релігійного філософа Володимира Соловйова. Його дід був православним священиком, самого його в часи пошуку істини спокушав атеїзм, пізніше він прийшов до єдиновірності ідеї Унії, хотів одночасно належати до РПЦ і РКЦ, але офіційно до РКЦ не перейшов. Втіленням ідеї Соловйова займався Леонид Фёдоров, якого митрополит Шептицький призначив екзархом російських католиків східного обряду.
Нижче подаю цитату із найуспішнішого твору Володимира Соловйова РОССИЯ И ВСЕЛЕНСКАЯ ЦЕРКОВЬ.
Юрий Самарин писал в частном письме по поводу ватиканского собора: "Папский абсолютизм не убил жизненности католического клира, – над этим следует призадуматься, ибо в один прекрасный день у нас провозгласят непогрешимость царя, или иначе сказать обер-прокурора Святейшего Синода, так как царь будет тут не при чем... Найдется ли у нас в тот день хотя бы один епископ, монах или священник, который решился бы протестовать! Сомневаюсь. Если кто и заявит протест, то это будет мирянин, ваш покорнейший слуга и Иван Сергеевич (Аксаков), если только мы будем тогда в живых. Что же касается до нашего несчастного духовенства, которое вы находите более несчастным, чем виноватым (и в этом вы, быть может, правы), то оно будет молчать".
Я счастлив, что могу привести эти слова, ибо немного знаю пророчеств такого рода, которые сбылись бы с большей точностью. Провозглашение цезаропапистского абсолютизма в России, глубокое молчание и полная покорность духовенства, наконец, единичный протест мирянина – все сбылось именно так, как предвидел Самарин.
В 1885 году, официальный документ, исходивший от русского правительства, объявил, что Восточная Церковь отреклась от своей власти и передала ее в руки царя. Это заявление было замечено только немногими. Самарин уже много лет как умер. Аксакову оставалось жить только несколько месяцев; тем не менее он напечатал в своем журнале ("Русь") протест писателя мирянина, не принадлежавшего, впрочем, к группе славянофилов. Этот единичный протест последовал без благословения кого-либо из представителей Церкви, не удостоился поддержки с их стороны и своим одиночеством еще более подчеркнул плачевное положение религии в России. Впрочем, цезаропапистский манифест петербургских бюрократов был лишь формальным признанием уже совершившегося факта. Нельзя отрицать, что Восточная Церковь действительно отреклась от своей власти в пользу власти светской; спрашивается только, имела ли она право это сделать и может ли она после этого считаться представительницей Того, кому дана всякая власть на небе и на земле. Сколько ни терзайте евангельские тексты, относящиеся к тем вечным правам, которые Иисус Христос завещал своей Церкви, в них все равно не найдете права передачи этих полномочий в руки светской власти. Власть, заявляющая притязание заместить Церковь в земном ее призвании, должна была бы по крайней мере, получить одинаковые с ней обетования прочности.
Мы не думаем, чтобы наши иерархи отказались добровольно и по зрелом размышлении от своих церковных прав. Но если Восточная Церковь потеряла, в силу известных событий, то, что принадлежало ей в силу божественного права, то очевидно, что врата адовы одолели ее и что, следовательно, она не есть незыблемая Церковь, основанная Христом.
Мы не желаем также делать светское правительство ответственным за ненормальное положение Церкви в Государстве. Это последнее было право, когда отстаивало свою независимость и свое главенство против духовной власти, представлявшей лишь частную и национальную Церковь, разобщенную с великой христианской общиной. Когда утверждают, что Государство должно подчиниться Церкви, то при этом всегда имеют в виду Церковь, установленную Богом, единую, нераздельную и вселенскую.
Управление какой-либо отдельной национальной Церкви есть лишь историческое и чисто человеческое учреждение. Тогда как глава Государства есть законный представитель нации, как таковой, и духовенство которое хочет быть национальным и только национальным, должно волей-неволей признавать безусловное верховенство светского правительство. Сфера национального бытия может в самой себе иметь лишь один и единственный центр, главу Государства. Епископат какой-либо отдельной частной Церкви может, по отношению к Государству, притязать на верховенство апостольской власти лишь в том случае, если он действительно связывает нацию с вселенским или международным Царством Христа. Национальная Церковь, если она не хочет покориться абсолютизму Государства, то есть перестать быть Церковью и сделаться департаментом гражданской администрации, необходимо должна иметь реальную опору вне Государства и нации; связанная с этой последней природными и историческими узами, она должна в то же время в своем качестве Церкви входить в состав более широкого социального круга, с независимым центром и вселенской организацией, при чем местная Церковь может быть лишь частным органом этой последней.
Лица, стоявшие во главе русской Церкви, не могли, в борьбе с всепоглощающим абсолютизмом Государства, опираться на свою религиозную метрополию, которая сама была не более как национальной Церковью, с давних пор порабощенной светской власти. Не религиозную свободу, а цезаропапизм унаследовали мы от Византии, где это антихристианское начало беспрепятственно развивалось с I века. Греческая иерархия, сама оттолкнув мощную опору, которую она дотоле находила в независимом центре Вселенской Церкви, оказалась лицом к лицу с произволом Государства и его самодержца. До разделения, каждый раз, как греческие императоры вторгались в область духовную и угрожали свободе Церкви, представители этой последней, – будь то святой Иоанн Златоуст, или святой Флавиан, или святой Максим Исповедник, или святой Феодор Студит, или святой патриарх Игнатий, – обращались к международному центру христианства, прибегали к посредничеству Державного Первосвятителя, и, если сами терпели поражение и становились жертвами грубой силы, то, по крайней мере, их дело, дело истины, справедливости и свободы всегда находило в Риме непоколебимую опору, обеспечивавшую за ним конечное торжество. Греческая Церковь в те времена была и сознавала себя живой частью Церкви Вселенской, – частью, тесно связанной с великим общим центром единства – апостольским престолом Петра. Эти отношения спасительной зависимости от преемника первоверховных апостолов, от первосвященника Божия, эти чисто духовные, законные и исполненные достоинства отношения были заменены мирским, незаконным и унизительным порабощением простым мирянам и неверным.
Тут дело не в исторической случайности, но в логике вещей, неизбежно отъемлющей у всякой чисто национальной Церкви ее независимость и достоинство и налагающей на нее более или менее тяжелое, но всегда позорное иго светской власти.
Во всякой стране, где Церковь сведена к национальному учреждению, светское правительство (будь то самодержавное или конституционное) пользуется безусловной полнотой всяческой власти; а церковная организация является лишь специальным министерством, зависящим от общегосударственной администрации. Национальное Государство здесь – реальное и законченное тело, живущее собой и для себя, а Церковь есть только часть или, лучше сказать, одна сторона этого общественного организма, этого политического целого и существует для себя только в абстракции.
Это рабство Церкви несовместимо с ее духовным достоинством, с ее божественным происхождением, с ее вселенским призванием. С другой стороны, рассуждение доказывает, а история подтверждает, что долговременное сосуществование двух правительств, равно независимых и державных, в пределах одной и той же земельной области, в границах одного национального Государства, безусловно невозможно. Такая диархия неизбежно приводит к антагонизму, который не может не закончиться полным торжеством светской власти, ибо она и только она действительно представляет нацию, тогда как Церковь, по самой своей природе, не есть учреждение национальное и может стать таковым, лишь потеряв действительный смысл своего существования.
Церковь должна вообще иметь власть независимую и стоящую выше власти Государства. При самых благих намерениях светский монарх не может быть действительным сыном Церкви, которой он в то же время глава и которой он правит при посредстве своих чиновников.
Церковь в России, лишенная всякой точки опоры, всякого центра единства вне национального Государства, по необходимости кончила тем, что была порабощена светской власти; а эта последняя, не видя на земле ничего выше себя, не имея возможности получить от кого бы то ни было религиозной санкции, частичной делегации власти Христа, с не меньшей необходимостью пришла к антихристианскому абсолютизму.
Если национальное Государство утверждает себя как законченное и самодовлеющее социальное тело, оно не может уже более быть живым членом вселенского тела Христова. А если оно вне этого тела, оно уже не христианское Государство и есть лишь новый вид древнего цезаризма, упраздненного христианством.
Бог вочеловечился в лице еврейского Мессии в тот самый момент, когда человек стал богом в лице римского Кесаря. Иисус Христос не нападал на Кесаря и не оспаривал его власти; но он возвестил истину о нем. Он сказал, что Кесарь не Бог и что власть Кесаря вне Царства Божия. Воздавать Кесарю той монетой, которую он чеканит, а остальное Богу, – это есть то, что теперь называют отделением Церкви от Государства, отделением необходимым, пока Кесарь язычник, и невозможным, как только он стал христианином. Христианин, будь он даже король или император, не может оставаться вне Царства Божия и противопоставлять свою власть власти Бога. Верховная заповедь "Отдайте Божие Богу" безусловно обязательна для Кесаря, если он хочет быть христианином. Он тоже должен отдавать Божие Богу, то есть, прежде всего, верховную и безусловную власть на земле; ибо, чтобы действительно понять слово о Кесаре, обращенное Господом к врагам Его, когда Он шел на страдание, надо дополнить его другим, более торжественным словом, сказанным Им по воскресении ученикам своим, представителям Его Церкви:
"Дана мне всякая власть на небе и на земле" (Матфей, XXVIII, 18). Вот текст формальный и решающий, и он не может быть добросовестно истолкован двояко. Те, кто истинно веруют слову Христа, никогда не согласятся допустить возможность Государства, отделенного от Царства Божия, мирской власти, безусловно независимой и державной. Есть только одна власть на земле, и эта власть принадлежит не Кесарю, а Иисусу Христу. Если слово, сказанное о динарии, лишило Кесаря его божественности, то это новое слово лишает его самодержавия. Если он хочет царствовать на земле, то он не может царить собственной властью, а должен стать представителем Того, кому дана всякая власть на земле. Но как может перейти к нему подобное полномочие?
Открыв человечеству Царство Божие, которое не от мира сего, Иисус Христос дал и все необходимые средства для реализации этого Царства в мире. Возвестив в своей первосвященнической молитве совершенное единство всех, как цель своего дела, Господь пожелал дать этому делу реальную и органическую основу, учредив свою видимую Церковь и дав ей, для ограждения ее единства, единого главу в лице святого Петра. Если можно найти в евангелиях указание на передачу полномочий, то только это. Никакая мирская власть не получила от Христа какой-либо санкции или какого-либо обетования. Иисус Христос основал только Церковь, и основал Он ее на монархической власти Петра: "Ты Петр, и на этом камне Я создам Церковь Мою".
Таким образом, христианское Государство должно стоять в зависимости от Церкви, основанной Христом, а сама Церковь зависит от главы, Христом ей данной. В конечном счете христианский Кесарь лишь через Петра имеет участие в царской власти Христа. Он вообще не может иметь никакой власти помимо того, кто облечен полнотой всякой власти, и не может царствовать помимо того, кому вручены ключи Царства. Чтобы быть христианским, Государство должно быть подчинено Церкви Христа; но, чтобы это подчинение не было фиктивным, Церковь Должна быть независимой от Государства, она должна иметь центр единства вне Государства и над ним, °на должна быть воистину Вселенской Церковью.
В последнее время в России начинают понимать, что чисто национальная Церковь, предоставленная своим собственным силам, неизбежно становится пассивным и бесполезным орудием Государства, и что церковная независимость может быть обеспечена только международным центром духовной власти. Но и допуская необходимость такого центра, все же желают создать таковой, не выходя за пределы восточного христианства. Это грядущее создание чего-то в роде восточного папы есть последнее антикафолическое притязание, которое нам остается рассмотреть.
УГКЦ на відміну від РКЦ є національною церквою і на відміну від лютеранської, яка теж є національною, вона належить, є членом вселенської церкви. Наша церква має унікальну долю і унікальну місію. Вона рятувала (і рятує) націю від полонізації і від русифікації і водночас виконує місію вищого порядку – покликана заохочувати православний світ до виконання слів Христа: "Щоб усі були одно".
http://narodna.pravda.com.ua/nation/4e40eba0723f3/
Brak komentarzy:
Prześlij komentarz