Византийская цивилизация и ее духовное наследие
Византия, как государство, просуществовала двенадцать веков. С
момента ее возникновения в 325 г. и до взятия Константинополя турками в
1453 г. прошло 1128 лет. Для государства это очень большой срок.
Двенадцать веков Бог благоволил Византии, но вступить в тринадцатое
столетие существования ей было не дано.
В судьбе Византии обращает на себя внимание одно обстоятельство,
которое можно обозначить как сравнительно малая культурная
продуктивность византийского мира. За длительный срок своего
исторического существования Византийская империя, казалось бы, имела
возможность ярко и сильно выразить себя в области культурного
творчества. Однако, в действительности масштабы этого самовыражения
оказались довольно незначительны. По крайней мере, они несравнимы с
временными и пространственными масштабами этого огромного социального
организма.
По прошествию времен оказалось, что Византия не оставила ничего
великого в сферах философской, нравственной, политической мысли. Не
появилось шедевров мирового уровня в художественных областях литературы,
музыки, живописи, скульптуры, театра. В этом отношении культура
Византии уступает культурам греческой античности, европейского
Возрождения и нового времени.
Казалось бы, все это выглядит довольно грустно. И все же Византию
нельзя обвинять в творческой ущербности. Следует сказать, что свою
культуротворческую миссию она, несмотря ни на что, выполнила. Эта миссия
имела особый характер и была локализована, по преимуществу, в сфере
религиозного творчества. Историческое предназначение Византии состояло в
том, чтобы адаптировать христианство к социальным и духовным
особенностям народов, заселявших земли к востоку от Рима. Это было не
легко и не просто, поскольку «Восток — дело тонкое». Однако, Византия
блестяще справилась с этой своей миссией.
Если говорить о Византии как о государстве, то вся ее жизнь в этом
качестве протекла в оборонительном состоянии. Однако, как цивилизация,
как религиозная культура она вела себя активно, энергично,
наступательно. Это позволило ей втянуть в свою христианскую орбиту
несколько новых социальных миров. В числе ее духовных приобретений
оказались несколько славянских народов и государств. Ее духовной
восприемницей довелось стать и России.
Поэтому можно сказать, что в роковой 1453 год погибло только
социальное тело великой христианской империи. Но ее православный дух не
умер. В это время к северу от Византии уже родилась новая огромная
страна, будущая империя, где православие успело пустить глубокие корни.
Была ли эта сохранившаяся духовная связь с почившей империей благом
для России? Или всё выглядело сложнее и драматичнее? На эти вопросы нет
однозначных ответов. На протяжении пяти последующих столетий будут
появляться самые разные, в том числе взаимоисключающие версии ответов.
Неоднозначность сохранившейся духовной преемственности между двумя
социальными и культурными хорошо передают слова В. В. Розанова. Он
охарактеризовал эту связь в тонах горькой и даже трагической иронии:
«Разлагаясь, умирая, Византия нашептала России все свои предсмертные
ярости и стоны и завещала крепко их хранить России. Россия, у постели
умирающего, очаровалась этими предсмертными его вздохами, приняла их
нежно к детскому своему сердцу и дала клятвы умирающему…» (Розанов В. В.
Религия и культура. Т. 1. М., 1990. С. 330). Какие же это были клятвы? А
клятва была фактически одна — хранить в сердце чувство смертельной
ненависти к западным племенам, более счастливым по их исторической
судьбе.
Прав ли Розанов? Так ли оно было на самом деле? В этом ли состояла
действительная преемственность между Византией и Россией? Конечно же, не
только в этом. Разумеется, Розанова невозможно считать оракулом
абсолютной истины. Здесь он проявляет свою всегдашнюю склонность к
острым парадоксам. Но его до сих пор читают и ценят за то, что он умел в
своих парадоксах схватывать и обозначать важные грани земных реалий. И в
данном случает он указывает на весьма серьезную проблему. Это проблема
неоднозначности, противоречивости того духовного наследия, которое
пришло в Россию из Византии.
Разумеется, дочерняя связь между двумя цивилизациями существует. Она
очевидна и похожа на связь между родителями и детьми. С одной стороны,
родители дают ребенку жизнь и это великое благо. За него ребенок, юноша,
взрослый должен во все дни чтить отца своего и мать свою. Но, с другой
стороны, вместе с жизнью ребенок наследует и грех. И отсечь грех от
жизни не в силах человека. Так и Россия должна быть благодарна Византии
за то, что через нее она стала христианкой. Но это было не христианство
вообще, а христианство в его византийской версии. Воспринятый
христианский дух оказался утяжелен множеством человеческих, слишком
человеческих бремен. За несколько столетий византийское православие
успело уснастить христианскую веру многим из того, что не приближало
человека к Христу, а напротив, как бы удерживало в некотором отдалении.
К числу таких приобретений принадлежит знаменитая византийская
«симфония», означающая особую близость отношений между Церковью и
государством. Принцип «симфонии» восходит к социально-политической
доктрине императора Юстиниана I (482 — 565).
Юстиниан был человеком с могучим социальным темпераментом. Он занял
императорский престол в 527 г., в 45-летнем возрасте, т. е. зрелым,
сформировавшимся человеком. Его деятельность по государственному
строительству была масштабной и плодотворной. К тому же он обладал
литературными, богословско-философскими и художественно-эстетическими
дарованиями. Это позволило ему внести свой вклад в целый ряд областей
духовного творчества. После него остался не только знаменитый свод
законов, называемый Кодексом Юстиниана, но и богословские сочинения,
философские трактаты, церковные гимны и многое другое.
Юстиниан был не просто талантливым политиком. Это был христианин на
троне. Он был убежден, что в основании единства государственного целого
должно лежать единство веры. Поэтому его Кодекс начинался словами: «О
высочайшей Троице, о кафолической вере и о том, что никто не смеет ее
публично оспаривать…»
Юстиниан считал, что государство должно опираться на добротные
правовые основания. По его инициативе наиболее авторитетные юристы
выполнили очень важную задачу. Они упорядочили, систематизировали все
юридическое наследие древнеримской империи. В итоге появился Кодекс
Юстиниана, который по сей день считается классическим памятником
цивилизованного правотворчества. По нему современные студенты-юристы
изучают римское право
Следует отдать должное Юстиниану. Его не остановило языческое
происхождение римского права. Взял верх здравый прагматизм трезво
мыслящего государственного мужа, знающего цену добротной правовой базы
там, где речь идет о надежном и прочном социальном порядке.
При Юстиниане крещение и христианское вероисповедание считались
обязательными для всех подданных. Иноверцы не обладали правами,
аналогичными правам граждан-христиан, не допускались к занятию
государственных должностей и подвергались преследованиям со стороны
властей.
Юстиниан строго контролировал систему образования. Греческой
философской мудрости повезло меньше, чем римскому праву и она, в силу ее
языческого происхождения, оказалась под запретом. Во всей империи
никому не дозволялось ни преподавать античную философию, ни изучать ее.
Была закрыта платоновская Академия, просуществовавшая к этому времени
уже тысячу лет.
Принципы цезаропапизма и симфонии
С Юстинианом утвердилась особая система отношений между государством и
Церковью. Ее своеобразие заключалось в том, что она позволяла
императору совмещать функции правителя и первосвященника. Это было
персонифицированное объединение всей полноты светской и духовной власти.
Оно получило название цезаропапизма.
Цезаропапизм Юстиниана не был жестким и всеобъемлющим. Император
признавал за папой римским и константинопольским патриархом права на
исполнение ими обязанностей по руководству церковной жизнью. Однако, в
тех случаях, когда этого требовали обстоятельства, Юстиниан решительно
вмешивался в жизнь Церкви.
Позднее принцип цезаропапизма трансформировался в принцип «симфонии».
Это произошло в IX в. при патриархе Фотии. Именно тогда появилось
богословско-правовое сочинение «Эпинагога». В нем государство
сравнивалось с живым организмом, состоящим из многих членов.
Указывалось, что у этого организма две головы. Одна символизировала
власть императора (кесаря, царя), другая — власть патриарха.
Деятельность этих двух руководящих начал или, как принято сейчас
говорить, ветвей власти, подчинялась двум принципам. Первый — принцип
разделения управленческих функций между светской и духовной властью.
Второй — принцип взаимной, симфонической согласованности их действий.
Текст «Эпинагогм» не сохранился до наших дней и это дает основание
некоторым исследователям основания для сомнений. Они сомневаются в двух
вещах. Во-первых, в самом факте его действительного существования, а
во-вторых, в официальной узаконенности концепции «симфонии».
Однако, как бы то ни было, идея «симфонии» существовала и
функционировала в социальном пространстве Византийской империи. При этом
она явилась не столько преемницей, сколько альтернативой идеи
цезарепапизма. Следует отдать ей должное в том, что «симфонизм» в
гораздо большей степени отвечал критериям цивилизованности, чем
цезаропапизм.
Сущность российского византизма
Россия унаследовала от Византии ряд принципов
церковно-государственных и социокультурных отношений. Взятые все вместе
они могут быть обозначены одним обобщающим термином — византизм.
Понятием византизма в русской мысли стал обозначаться обширный
культурно-исторический комплекс идей и соответствующих им форм
социальной практики. Это были идеи религиозные,
государственно-политические, философско-нравственные и
художественно-эстетические. Их главная отличительная особенность
заключалась в том, что, во-первых, они генетически восходили к образцам
Византийской цивилизации, а во-вторых, в них отчетливо проступали
социокультурные отличия российской цивилизации от европейского Запада.
То есть в целом печать византизма означала, что как на социальном теле,
так и на духе российской цивилизации отчетливо проступали ее отличия от
христианских цивилизаций западного типа.
Византизм утвердился в русской культуре далеко не сразу. Он поначалу
не вписывался в круг привычных религиозно-мифологических представлений
древних русичей. Византийское православие, встретив некоторое
сопротивление, вынуждено было бороться с ним двумя способами, жестким и
мягким. Первый — это прямое, открытое противодействие «басурманству».
Второй путь — это поиск путей растворения языческих верований в
контексте христианских вероисповеданий.
Русский богослов Г. Флоровский утверждал в своей книге "Пути
русского богословия", что взаимодействие двух социокультурных
комплексов, языческого и христианского, привело к утверждению двух
культур — «дневной», т. е. официально признанной, православной и
«ночной», т. е. подспудной, таящей в себе языческие суеверия,
коренящейся в глубинах народного сознания. В глазах древних язычников, а
также их нынешних духовных наследников, которых в настоящее время в
России больше, чем достаточно, византизм — это нечто враждебное, с чем,
хотя и невозможно открыто бороться в силу его могущества, но влияний
которого следует избегать всеми возможными способами.
Autor: Владислав Бачинин
Brak komentarzy:
Prześlij komentarz